|
В Ашдоде, Тель-Авиве и Эйлате, С тоскою понимаешь неспроста, Что надо отказаться от понятий Гуманность, толерантность, доброта.
Осознаёшь, как дважды два – четыре: Надежды обрывается стезя В кольце врагов, с которыми о мире Договориться всё-таки нельзя.
Им не напрасно праотцы усердно Внушали с детства в давние года, Что надо всюду убивать неверных, Что надо их обманывать всегда.
Какая бы беда их ни косила, И в наши дни, и в прошлые века, Они признать способны только силу,– Им не понять другого языка.
И значит, надо снова вынуть меч из ножен, И сделаться противнику сродни. Мы никогда их победить не сможем, Не сделавшись такими, как они.
Тревожна ночь, и утро пахнет кровью. В потоках злобы не отыщешь брод. Среди племён поры средневековья Не может жить сегодняшний народ.
|
|
Понятно мне, как дважды два четыре, Что сколько самому себе не лги я, Мы все живём в антисемитском мире, И не наступят времена другие.
Вокруг враги надеждой души греют, Что Холокоста близится минута, Но хуже всех продажные евреи, Народ свой ненавидящие люто.
Как оказалось, в США их масса, От них сегодня никуда не деться. Милы им преступления ХАМАСа, Где отрубали головы младенцам.
Там каждый за Хамас из них десятый, Такое понимается не быстро. Профессора, юристы, демократы, - Все одобряют зверские убийства.
Евреи, предающие народ свой, Вы прокляты на том и этом свете. Страшнее нет подобного уродства, - Вас презирают все, - и те, и эти.
Евреи, что так рады постараться, Для тех, что убивали вас веками, Вам мальчики кровавые не снятся, Зарезанные вашими дружками? |